Галина Волкова - Не ходите, девки, замуж… или… ЛОШАДЬ БОЛЬШАЯ
– Какая гадина на меня опять поклёп наводит?! Соседка, небось, тётка Зина, в каждую бочка затычка! Не, ну всё баба знает! Она хоть спать успевает или с биноклем дежурит?
Короче, отпирался парень вовсю, и попробуй докажи. Сознался же сам, уже когда Туська подросла и терять ему на тот момент стало нечего. «Ну да, любили меня бабы… – с самодовольной физиономией щерился, красуясь горделиво. – Ох, тёща, ну и погулял я тогда!» Пассией его первой случилась тётка одинокая, не первой молодости, много старше его самого – разбитная и вседоступная, с которой весело проводил время за бутылочкой вина и в постели.
Но сейчас Васька об этом не догадывалась, а сердце инстинктивно противилось выбранному имени, потому с её подачи так и закрепилось, так и повелось – Туся да Тусечка.
Занятия начались, и надо было срочно что-то решать.
– Мам, ну чего, мне академку брать? – решила посоветоваться с матерью. – Что делать-то? Туську куда?
– Учись давай… как-нибудь, даст Бог, справимся… – вздохнула женщина. – Договорюсь я с начальством, попрошу одни ночные смены, так что днём присмотрю за ребёнком.
И вот уже с октября, пропустив всего месяц, Василиса продолжила учёбу. Нелегко оказалось им, что уж говорить… даже очень тяжко. Матери пришлось временно перевестись в ночные птичницы, возвращалась она со смены рано утром чуть живая и сменяла старшую дочь, оставаясь в няньках с крохотной внучкой. Так получилось, что грудью Васька кормила всего лишь до месяца, изрядно намучившись, – ну не нравился дочурке упругий сосок! Малявка жадно хватала его и, не желая прилагать усилий, тут же выплёвывала, надрываясь громкими воплями. Каждое кормление растягивалось до часу и та, похоже, оставалась голодной. Махнув рукой на все эти мытарства, Василиса стала сцеживать молоко и кормить лентяйку из бутылочки, которую Туська сосала с превеликим удовольствием. Ну ещё бы, дырка в соске огромная, стараться не требуется – само в рот течёт! Несколько готовых бутылочек всегда стояли в холодильнике, оставалось только согреть, таким образом, едой для внучки бабушка была обеспечена до самого вечера. Как-то незаметно режим у Тусечки сменился – проспав на пару с бабушкой весь день и благополучно перепутав время суток, она активно бодрствовала по ночам. После очередной бессонной ночи Васька без сил ползла на учёбу и во время лекций нагло засыпала, уткнувшись носом в тетрадку с конспектом. Молоко, невзирая на многочисленные прокладки, текло по животу и неприятно липло к блузке. Каждую перемену девушка неслась в туалет и сцеживалась прямо в раковину, но спасала сия процедура лишь на весьма непродолжительное время…
Таким образом прошло две недели, Тусечке исполнилось полтора месяца, когда девочка внезапно перестала набирать вес, а затем и того страшнее – катастрофически быстро принялась худеть, тая прямо на глазах. Постоянное срыгивание после еды переросло в ежедневную рвоту фонтаном. Местный поселковый педиатр, запойный дядечка, как ни странно, не находил ничего тревожного в этом, а малютка превращалась в невесомого мотылька. В городскую детскую больницу они попали слишком поздно: трёхмесячная малютка весила чуть больше, чем при рождении. Щупленькое тельце, попросту – скелетик, обтянутый кожей, и огромные синие глаза, точь-в-точь как у мамы, не по-детски умно смотрели на окружающих. Душераздирающее зрелище… Многочисленные консилиумы специалистов ежедневно осматривали малышку, врачи хмурились и перешёптывались промеж собой, но причину выявить оказывались не в состоянии и лишь в бессилии разводили руками. Интерны толпой прибегали поглазеть на «чудо природы», а заодно и поохать над молоденькой мамочкой, самой практически девочкой, а вопрос: «Сколько же тебе лет?» – стал среди вереницы посетителей самым популярным.
Так прошла неделя, когда наконец врождённая патология, связанная с кишечником, наглядным образом «нарисовалась» на животике крохи в виде контура песочных часов под кожей, но… теперь уже, совершенно некстати, возникла другая серьёзная проблема, препятствующая операции, – у ребёнка развился острый бронхит, сопровождающийся слышимыми на расстоянии хрипами и высокой температурой…
И тут Васька сдалась. Давящая усталость навалилась на неё, руки опустились от полной безысходности. Безнадёга. Уставившись на свою малюсенькую дочурку, заливалась слезами, прижимая к груди слабеющее, заходящееся в страшном кашле, истощённое тельце. Жалела сейчас обеих – своё несчастное дитя и, как ни дико это звучит, себя. Девушке месяц назад исполнилось всего восемнадцать, и к роли матери, по всей видимости, она оказалась не готова. Нервы не выдержали… С самого раннего детства одни лишь порки, непонимание, обиды, отсутствие ласки, скандалы в семье, пьяные дебоши отца… ранний брак, изощрённые издевательства мужа, незаконченная учёба… Калейдоскопом промелькнула жизнь. Последняя капля – Туська, угасающая прямо на глазах, точнее – на её руках! «Ну за что мне всё это?! За что? Если кара свыше, то выходит, что меня за одно лишь моё рождение на этот свет стали наказывать! Неужели я всё ЭТО на самом деле заслужила? Если же за Кирилла… хорошо… согласна… только Тусечка здесь причём?» – происходящее казалось настолько несправедливым, что сейчас горько оплакивала свою собственную судьбу, с состраданием обнимая самое дорогое, что у неё есть – девочку свою ненаглядную, рождённую в муках для мук.
Кто знает, смогла бы она преодолеть свою слабость или нет и насколько хватило бы у неё мужества и сил, но именно в эти минуты, захлёбываясь слезами, смирилась с неизбежным… С самым страшным исходом…
– Я больше не могу-у-у-у-у! – в истерике заламывала руки перед матерью. – Туська помирает, и я жить больше не хочу-у-у-у!
Дальше произошло то, чего Василиса вовсе не ожидала.
– Вася, ты езжай… Я сама останусь с Тусечкой… Как Бог даст… молиться буду… И ты молись…
– Ты правда… ик… останешься вместо меня? – прекратив рыдать, изумлённо уставилась на женщину девушка.
– Что ж мне остаётся делать с тобой с непутёвой?!
И Васька поспешно уехала на занятия. Попросту сбежала, оставив вместо себя бабушку. Мучила ли её совесть? Как ни странно, но в тот момент угрызений этой настырной барышни она не испытывала. Неимоверное облегчение, будто гора с плеч скатилась, стоило ей вырваться из больничного бокса и передать дочку на попечение матери.
Впоследствии девушка безжалостно корила себя за чудовищный поступок, попросту сжирала самоё себя, сожалея о проявленной слабости, но сделанного не воротишь. Искала себе оправдания в том, что, дескать, не на чужого человека бросила дочурку, да и матери своей родной доверяла больше, чем себе, полагаясь на её опыт и умения. Через много лет женщина как-то сгоряча, рассердившись на повзрослевшую внучку-подростка, в ссоре попрекнула девочку: «Да ты мне должна быть благодарна до конца дней своих! Если бы не я – не жить тебе! Вымолила тебя и выходила! Знала бы, что так себя вести станешь, – не стала бы спасать!» Так оно и было… Василиса была безмерно признательна матери за помощь и за тот благородный жест, жертвенный в какой-то степени. «Но тыкать этим именно Туське совсем не стоило… не по адресу упрёки… Да и вообще, разве можно такое говорить?» – страшно разобиделась тогда на мать.
